0
КАТАЛОГ
CHESS REBELLION
UPE C...? SOON
С НЕБЕС НА ЗЕМЛЮ
FROM INFINITY TO HERE
Коллекция SS24, вторая часть трилогии о любви “Blurred Memories”.
Центральным образом коллекции стал шахматный наставник — человек, идущий через парк с шахматами под мышкой к своему ученику, чтобы вырастить из него будущего чемпиона. Вдохновением для данного образа стал перформанс китайского художника Хэ Юньчана «Путешествие камня вокруг Великобритании», где он, преодолевая путь через всю страну с тяжелым валуном в руках, исследует пределы человеческой выносливости и парадокс бесцельных усилий.
Центральным образом коллекции стал шахматный наставник — человек, идущий через парк с шахматами под мышкой к своему ученику, чтобы вырастить из него будущего чемпиона. Вдохновением для данного образа стал перформанс китайского художника Хэ Юньчана «Путешествие камня вокруг Великобритании», где он, преодолевая путь через всю страну с тяжелым валуном в руках, исследует пределы человеческой выносливости и парадокс бесцельных усилий.
Отсылая к библейским словам Экклезиаста «Время разбрасывать камни, и время собирать камни» — художник создает многогранную метафору о связи поколений, вечном движении вперед и тщетности, которая сопровождает любой труд. Камень здесь становится не просто символом природной стихии, превосходящей человека, но и зеркалом, отражающим амбивалентность борьбы: сопротивляясь его тяжести, художник одновременно сливается с ним в едином ритме пути, словно принимая неизбежность этого противостояния как часть собственной природы.
Но что, если в этой кажущейся бессмысленности и кроется главный смысл? Перформанс Хэ Юньчана, как притча о Сизифе Альбера Камю, предлагает зрителю переосмыслить отношение к «ноше». Художник, словно современный Сизиф, не проклинает валун, а вступает с ним в диалог: каждый след на земле, каждый вздох и капля пота становятся летописью взаимного преображения. Камень перестает быть врагом; он превращается в соучастника, хранителя памяти о пройденных дорогах.
Возможно, именно в моменты, когда руки немеют от напряжения, а шаги замедляются под грузом камня, человек обретает неожиданную свободу — через осознание абсурдности своих усилий.
Этот жест резонирует с экзистенциальными вызовами нашего времени. В эпоху, когда технологии обещают облегчить любое бремя, люди по-прежнему ищут способы ощутить вес существования — через спорт, паломничества, экстремальные путешествия. Перформанс напоминает: тяжесть не всегда требует преодоления. Иногда она становится мостом к эмпатии, соединяющим индивидуума с коллективным опытом человечества. Каждый, кто когда-либо нес свой «камень» — будь то потеря, ответственность или мечта, — узнает в изможденной фигуре маленького бунтаря отголосок собственной истории.
Но что, если в этой кажущейся бессмысленности и кроется главный смысл? Перформанс Хэ Юньчана, как притча о Сизифе Альбера Камю, предлагает зрителю переосмыслить отношение к «ноше». Художник, словно современный Сизиф, не проклинает валун, а вступает с ним в диалог: каждый след на земле, каждый вздох и капля пота становятся летописью взаимного преображения. Камень перестает быть врагом; он превращается в соучастника, хранителя памяти о пройденных дорогах.
Возможно, именно в моменты, когда руки немеют от напряжения, а шаги замедляются под грузом камня, человек обретает неожиданную свободу — через осознание абсурдности своих усилий.
Этот жест резонирует с экзистенциальными вызовами нашего времени. В эпоху, когда технологии обещают облегчить любое бремя, люди по-прежнему ищут способы ощутить вес существования — через спорт, паломничества, экстремальные путешествия. Перформанс напоминает: тяжесть не всегда требует преодоления. Иногда она становится мостом к эмпатии, соединяющим индивидуума с коллективным опытом человечества. Каждый, кто когда-либо нес свой «камень» — будь то потеря, ответственность или мечта, — узнает в изможденной фигуре маленького бунтаря отголосок собственной истории.
Этот жест резонирует с экзистенциальными вызовами нашего времени. В эпоху, когда технологии обещают облегчить любое бремя, люди по-прежнему ищут способы ощутить вес существования — через спорт, паломничества, экстремальные путешествия. Перформанс напоминает: тяжесть не всегда требует преодоления. Иногда она становится мостом к эмпатии, соединяющим индивидуума с коллективным опытом человечества. Каждый, кто когда-либо нес свой «камень» — будь то потеря, ответственность или мечта, — узнает в изможденной фигуре маленького бунтаря отголосок собственной истории.
Перформанс Хэ Юньчана, как притча о Сизифе Альбера Камю, предлагает зрителю переосмыслить отношение к «ноше». Художник, подобно герою притчи, не проклинает валун, а вступает с ним в диалог: каждый след на земле, каждый вздох и капля пота становятся летописью взаимного преображения. Камень перестает быть врагом; он превращается в соучастника, хранителя памяти о пройденных дорогах.
Возможно, именно в моменты, когда руки немеют от напряжения, а шаги замедляются под грузом камня, человек обретает неожиданную свободу — через осознание абсурдности своих усилий.
Возможно, именно в моменты, когда руки немеют от напряжения, а шаги замедляются под грузом камня, человек обретает неожиданную свободу — через осознание абсурдности своих усилий.
Отсылая к библейским словам Экклезиаста «Время разбрасывать камни, и время собирать камни» — художник создает многогранную метафору о связи поколений, вечном движении вперед и тщетности, которая сопровождает любой труд. Камень здесь становится не просто символом природной стихии, превосходящей человека, но и зеркалом, отражающим амбивалентность борьбы: сопротивляясь его тяжести, художник одновременно сливается с ним в едином ритме пути, словно принимая неизбежность этого противостояния как часть собственной природы.
3/3
2/3
1/3
>
<
На Игоре Евгеньевиче надето:
Отсылая к библейским словам Экклезиаста «Время разбрасывать камни, и время собирать камни» — художник создает многогранную метафору о связи поколений, вечном движении вперед и тщетности, которая сопровождает любой труд. Камень здесь становится не просто символом природной стихии, превосходящей человека, но и зеркалом, отражающим амбивалентность борьбы: сопротивляясь его тяжести, художник одновременно сливается с ним в едином ритме пути, словно принимая неизбежность этого противостояния как часть
Но что, если в этой кажущейся бессмысленности и кроется главный смысл? Перформанс Хэ Юньчана, как притча о Сизифе Альбера Камю, предлагает зрителю переосмыслить отношение к «ноше». Художник, словно современный Сизиф, не проклинает валун, а вступает с ним в диалог: каждый след на земле, каждый вздох и капля пота становятся летописью взаимного преображения. Камень перестает быть врагом; он превращается в соучастника, хранителя памяти о пройденных дорогах.
Возможно, именно в моменты, когда руки немеют от напряжения, а шаги замедляются под грузом камня, человек обретает неожиданную свободу — через осознание абсурдности своих усилий.
Возможно, именно в моменты, когда руки немеют от напряжения, а шаги замедляются под грузом камня, человек обретает неожиданную свободу — через осознание абсурдности своих усилий.
Этот жест резонирует с экзистенциальными вызовами нашего времени. В эпоху, когда технологии обещают облегчить любое бремя, люди по-прежнему ищут способы ощутить вес существования — через спорт, паломничества, экстремальные путешествия. Перформанс напоминает: тяжесть не всегда требует преодоления. Иногда она становится мостом к эмпатии, соединяющим индивидуума с коллективным опытом человечества. Каждый, кто когда-либо нес свой «камень» — будь то потеря, ответственность или мечта, — узнает в изможденной фигуре маленького бунтаря отголосок собственной истории.
Размышляя о связи поколений и выборе, который определяет судьбу, мы развили эту идею в образе ученика нашего шахматного тренера. Моделью выступил Андраник - большой друг нашего бренда и настоящий пассионарий. Шахматы - не просто игра, это спорт, где триумф рождается из тысяч часов анализа, изнурительных тренировок и готовности отречься от всего, что отвлекает от доски. Даже от любви.
Для нашего героя шахматы, как камень из перформанса Хэ Юньчана, — ноша, которая одновременно и тяготит, и придает смысл. Каждая пожертвованная пешка, каждая отвергнутая ради тренировок встреча — шаг к мастерству, но и шаг в пропасть, где исчезают простые радости. Однако, возможно, именно в этой двойственности и скрыта глубина человеческого духа.
Мы не даем ответа, должен ли герой выбрать любовь или игру. Вместо этого мы показываем, как его решение отражается в зеркале шахматной доски: королева, жертвующая собой ради мата, ладья, несущаяся напролом, — все это метафоры его внутренней борьбы. Андраник, как художник с камнем, продолжает путь, даже когда финал неизвестен. Его сила — не в победе, а в готовности нести свой груз, зная, что каждая потеря становится частью легенды.
В этом — суть связи поколений. Те, кто шел до него, тоже оставляли на доске следы сломанных партий и несбывшихся чувств. Но именно эти следы учат нас: выбор между любовью и призванием не имеет правильных ходов. Есть только ходы, которые делают нас теми, кто мы есть.
Для нашего героя шахматы, как камень из перформанса Хэ Юньчана, — ноша, которая одновременно и тяготит, и придает смысл. Каждая пожертвованная пешка, каждая отвергнутая ради тренировок встреча — шаг к мастерству, но и шаг в пропасть, где исчезают простые радости. Однако, возможно, именно в этой двойственности и скрыта глубина человеческого духа.
Мы не даем ответа, должен ли герой выбрать любовь или игру. Вместо этого мы показываем, как его решение отражается в зеркале шахматной доски: королева, жертвующая собой ради мата, ладья, несущаяся напролом, — все это метафоры его внутренней борьбы. Андраник, как художник с камнем, продолжает путь, даже когда финал неизвестен. Его сила — не в победе, а в готовности нести свой груз, зная, что каждая потеря становится частью легенды.
В этом — суть связи поколений. Те, кто шел до него, тоже оставляли на доске следы сломанных партий и несбывшихся чувств. Но именно эти следы учат нас: выбор между любовью и призванием не имеет правильных ходов. Есть только ходы, которые делают нас теми, кто мы есть.
На Андранике надето:
Контраст цветных и монохромных снимков в коллекции работает как визуальная метафора дуальности бытия. С одной стороны — это отсылка к шахматной доске, где черно-белые клетки задают правила игры; с другой — аллегория внутренних метаний героя, разрывающегося между расчетом и хаосом чувств. Его стремление к победе напоминает путь Тесея, изображенного на футболке Theseus and the Minotaur: он движется сквозь лабиринт турниров и тренировок, сокрушая условные границы, как мифический герой — стены критского лабиринта. Но любовь, в отличие от шахмат, не подчиняется логике. Здесь нет «идеальных ходов» — каждый шаг рискует стать матом самому себе.
Запутавшись в противоречиях, герой подобен бычку с футболки *Ambivalence*: он застыл на стыке светлых и темных полей, не в силах выбрать направление. Шахматы учат жертвовать пешками ради стратегии, но как пожертвовать частью души?
В этой визуальной игре — суть экзистенциального вызова. Шахматист, как Тесей, верит, что нить Ариадны приведет его к победе. Но любовь не дает клубка — только зеркало, в котором отражаются все его незавершенные партии. Играя против себя, он понимает: самый страшный мат — это не поражение, а осознание, что доска давно стала клетками его собственной тюрьмы.
В этой визуальной игре — суть экзистенциального вызова. Шахматист, как Тесей, верит, что нить Ариадны приведет его к победе. Но любовь не дает клубка — только зеркало, в котором отражаются все его незавершенные партии. Играя против себя, он понимает: самый страшный мат — это не поражение, а осознание, что доска давно стала клетками его собственной тюрьмы.
На Миле надето:
На пути Игоря Евгеньевича, среди шахматных досок и невысказанных чувств, есть еще один немой спутник — зонт Stalker с двойным куполом. Он не просто аксессуар, а магический артефакт в этой шахматной саге. Его двойная конструкция — словно метафора души героя: один слой отражает рациональный расчет, холодную ясность мысли, необходимую для игры; второй — полупрозрачную защиту от внешнего хаоса, будь то дождь скептицизма или буря сомнений.
Когда герой раскрывает зонт, он превращается в странника, бредущего сквозь «зону» собственных противоречий, где каждый шаг — выбор между жертвой и риском.
Когда герой раскрывает зонт, он превращается в странника, бредущего сквозь «зону» собственных противоречий, где каждый шаг — выбор между жертвой и риском.